Представляем вашему вниманию мнение белорусского журналиста о поездке во Львов.
Львов красив и умиротворен, самобытен и патриархален. Взвившись девятым валом массового футбольного интереса в субботу вечером, уже к ночи, когда стадион Украина покинула последняя живая душа, он вполне угомонился, вернулся на привычную неспешную волну. На какой плыл вчера и поплывет завтра - в своем уникальном галичинском шарме, плодящем стереотипы, мифы и фобии. Форпост-де украинского национализма, оплот якобы самостийности, вотчина воинствующих западников, куда славянофилу ни ногой, не то худо будет...
"Москалi е?"
...Говорят, в самом сердце города - где-то на центральной площади Рынок - существует злачное местечко, где за умеренную плату посетителю и впрямь даруют незабываемое ощущение концентрированной национальной идентичности и исторического колорита.
На стук в дверь на пороге вырастает суровый парубок негражданской наружности. Выбритая голова с чубом на темени, строгий взгляд из-под косматых бровей, шаровары и пугающий "шмайсер" наперевес. На обязательный пароль "Слава Украіне!" следует ответ "Героям слава!" - и тебя впускают внутрь. Бывает, для верности уточняют "Москалi е?" - нужно непременно уверить, что "нэма". Под сводчатым потолком полумрак и обстановка глубоко законспирированного подполья. Проверив гостя на предмет идейной верности, чубатый страж наливает ему из фляжки и ведет к шифоньеру, который оказывается тайной дверью. За ней, открывающейся с тяжелым скрипом, - собственно "явочная квартира". На входе начертано напоминание о необходимости вытереть ноги. Половиком служат два сложенных один к другому стяга - кумачовый с серпом и молотом и разноцветный со свастикой - символы канувших в небытие империй. Потершись о них подошвами, окончательно оказываешься своим среди своих. Тебе наливают еще и щедро. Хочешь - пиво ("пыво"), а хочешь - нечеловечески мутную, сакраментальную сивуху, которую здесь же и варят, очевидно, по рецептам, сохранившимся со времен Степана Бандеры. Сам предводитель украинских националистов оценивающе взирает на тебя с огромного плаката на стене...
"Бэндэровець?!" - так и вспоминается фольклорное сухоруковское из противоречивого балабановского блокбастера, сказанное в чикагском аэропорту при известных обстоятельствах. Этот чубатый в шароварах - тоже чистый фольклор. Как и остальная ресторанная стилизация - конспирация, отодвигающийся шкаф, небрежно слаженная неотесанным горбылем меблировка и гнутая доисторическая посуда из алюминия. Все это есть не что иное, как декоративное продолжение анекдотов про украинских "западэнцiв" ("Сидай, сынку, я и так бачу, що ты не москаль...") - просьба не воспринимать всерьез.
Если и есть здесь верность идее - то это верность бизнес-идее, влекущей сюда праздную клиентуру с тех самых пор, когда Львов стал туристическим местом.
"Шановнi гостi"
Репутация города, как водится, бежит впереди его. И часто, выбежав мухой, добегает слоном. Львовская нелюбовь ко всему русскому - миф, который развевается как табачный дым с первым же вербальным контактом с местным народонаселением. Оно любезно, толерантно и всегда готово помочь, для удобства собеседника легко переходя на великий и могучий. Даром что в Раде снова смута, что русские сцепились с грузинами за непризнанные автономии, а ушлый гражданин мира Савик Шустер, собрав телеаудиторию, поднимает тему вероятного распада Украины в вымершем у нас жанре политического ток-шоу...
Благорасположение местных особенно заметно в Старом городе - Рыночной площади и ее окрестностях, - некогда внесенном в список всемирного культурного наследия ЮНЕСКО. В исторический центр с его брусчатыми пешеходными улочками, обилием храмов, музеев и памятников приезжий народ валит валом. Туристы там холимы и лелеемы. Они снуют косяками, голосу экскурсовода повинуясь, как дудке Крысолова, и стремясь постигнуть ауру древнего Львова. Она вполне себе эксклюзивна. Вторая мировая задела город лишь по касательной, меньше других он, вошедший в состав СССР в 1939-м, тронут и пятилетками краснознаменного индустриального энтузиазма. Немудрено, что типовая панельная застройка начинается ближе к спальным районам, а в сохранившемся центре в любое время бери и снимай кино на подобающую историческую тему.
Его и снимают. И вчера, и сегодня. Именно Львов выдавал за Париж режиссер Юнгвальд-Хилькевич, экранизируя Трех мушкетеров Дюма-отца. Боярский-д"Артаньян играл в шахматы с кардиналом Ришелье в здешнем Доме ученых, а свою "каналью" кричал в том числе и в Армянском дворике, где сошелся в эпической дуэли с толстым Портосом и компанией.
"Мова ридной Украiны"
Вообще имена собственные во Львове очень много говорят о нарицательном. В одних только названиях улиц, кажется, все своемыслие западноукраинцев. Ведь еще А.Райкин некогда задавался вопросом: как избежать влияния улицы, когда вокруг сплошные улицы? А никак - принимай как данность. "Вулыця" Мазепы, Петлюры, Бандеры и даже Дудаева... И здесь же - памятник Советскому солдату, живучий куда более, чем, скажем, в Таллинне.
О первых и втором периодически вспыхивают общественные споры. В этих спорах ищут не истину - победу. Пока преимущество на стороне антисоветчиков, они уверенно играют первым номером, но наше время так изменчиво... Часы бьют всех - предупреждал Ежи Лец, мастер непричесанных мыслей, родившийся во Львове, когда тот еще был польским городом.
Нынче же Львов - украинский. На "ридной мовi" здесь говорит и стар, и, что особенно трогательно, млад - так что на второй день пребывания приехавшего на футбол белоруса очень подмывает ввернуть при случае крепкое "жовто-блакитное" словцо. Слыша в старинном интерьере мелодичную речь с протяжными гласными и смягченными согласными, так и вспоминается читанная в глубоком детстве беляевская "Старая крепость", несмотря на налет соцреализма и мамалыжный пролетарский привкус ментальную сущность местности передающая достоверно.
Между тем ученые-футурологи, кажется, подсчитали, что через полвека-век во вконец глобализированном мире останется в употреблении всего десяток языков - другие вымрут вслед за динозаврами и латынью. Существует, впрочем, и другое мнение: "мова" сохраняет шансы, пока есть территория, где она доминирует. Одной из таких территорий на Украине Галичина и является - манкурты здесь не в почете. И в этом смысле Львов с лихвой оправдывает свое культурно-историческое предназначение, оставаясь средоточием национальной идеи. Куда там до него космополитичному и гламурному Киеву или потускневшей послебабелевской Одессе...
"Дывысь - Глеб!"
Приезд белорусской футбольной делегации основы мещанского бытия львовян не поколебал ничуть. Бернд Штанге с подопечными буднично расквартировались в четырехзвездочном Спутнике, провели вечернюю тренировку на Украине. Местные журналисты оказались неназойливы, с пристрастием расспросив о планах на субботу разве что нашего немца-тренера да барселонца Глеба. Естественной популярностью попользовался белорусский капитан и у болельщиков. Те, в количестве десятка-полутора, тоже явились на пятничный тренинг - в жажде раздобыть звездный автограф.
В подростковой компании страждущих выделялся бывалый "чоловик" в сине-гранатовой майке с надписью "Ivan de la Pena" и с барселонским фотоальбомом в руках. Его он удовлетворенно захлопнул, получив желаемое, - курносый хлопчик лет пяти, одетый по-футбольному, лишь нетерпеливо спрашивал: "Тато, а що вин там намалював?" Подрастешь, сынку, узнаешь - такой, должно быть, последовал ответ.
Ветхозаветный стадион погасил софиты, чтобы завтра снова их зажечь и запустить в свое чрево буйство страстей. До тридцатитысячного "битка" он не доберет сущей малости. Раскрашенный в "жовто-блакитное", будет битых два часа громыхать децибелами. Колышась в такт оперному а капелла, щемяще запоет в многие тысячи глоток свое "Ще нэ вмэрла..." Уже в середине первого тайма начнет негодующе свистеть в связи с бледным видом хозяйской сборной, ближе к концовке даже слегка полиняет трибунами - народ разочарованно потянется к выходам, и лишь на последней добавленной минуте торжествующе взорвется, когда Шевченко забьет худо-бедно выстраданный гол...
С ним наши краски враз померкнут. Уплывет почетная стартовая ничья, уже, казалось, бывшая в кармане. Подавленно вздохнет доблестный гостевой сектор, слышимый все девяносто минут. А вздохнув, снова разразится поддержкой, стрельнет припасенной пиротехникой. И будет прав - ровно настолько, насколько самоотверженно и неистово билась в этот львовский вечер молодая команда герра Штанге.
Сергей Кайко, Прессбол
